Задать вопрос травину, Право руля - Авторадио
А иногда происходит совершенно по-другому: вдруг поднимаются народные массы, как было, скажем, в Южной Корее в начале х годов, и автократическую систему, которая позволяла экономике развиваться, но до определенной границы, эти народные массы трансформируют в более демократическую систему. Общая логика такова: 1. В летнее и осеннее время хватает до 3-х минут для прогрева деталей автомобиля в том числе и трансмиссии. Да-да, здесь нет преувеличений. Кто-то из них настолько далеко заходил, что уже, возможно, понимал, что они от этих перемен получат наибольшую выгоду в ходе приватизации, но даже те, кто это не понимал, перемен желали, очень желали.
Вправе ли банк требовать покупки этого полиса? Ведь, по сути, чтобы не случилось с машиной, кредит ты все равно будешь платить. Сколько действует медсправка. Кончается срок действия водительского удостоверения, для замены требуют медицинскую справку. Она у меня есть 2-годичной давности. Потребуют ли от меня новую справку? Нужно ли сдавать экзамены при замене «прав». Читал, что теперь при замене водительского удостоверения надо сдавать экзамены.
Будет ли это решение оспариваться в судах? Можно ли вернуть деньги за навязанную страховщиком дополнительную страховку. Что нужно для этого сделать?
Как правильно меняться машинами. Собираюсь поменяться машинами со своим знакомым. Как взыскать ущерб, причиненный машине гуляющей по дороге коровой. Из-за коров. Одна корова стояла на разделительной полосе. Объезжая ее справа, я выехал за обочину. От гаишников я узнал, что на этом участке дороги другой автомобиль также получил существенные повреждения по вине стада, разгуливавшего без присмотра на трассе.
Петр Сергеевич как депутат появился благодаря этому переводу. В экономике — полная стагнация, но в политике все забурлило. Что Горбачев в это вкладывал, опять-таки до конца исторических исследований не хватает, на сто процентов я это не понимаю, я могу интерпретировать известные источники. Но мне представляется, Горбачев хотел ослабить консерваторов за счет маневрирования между депутатским корпусом, между такими прогрессивными людьми, как Петр Филиппов, и партократами, и на этом как-то провести реформы.
И это даже почти удалось в м году, когда программа « дней» была написана Явлинским. Но в последний момент Горбачев и здесь не решился на радикальные шаги. И вот тогда уже все покатилось вниз. СВАНИДЗЕ: Считаете ли вы, что главный исторически виновный в том, что советская экономика была столь объективно неэффективной — это Сталин, или вы считаете, что эта неэффективность была предопределена самим строем, самим коммунистическим режимом, который создался еще до Сталина, а Сталиным только был доведен до молочно-восковой спелости?
На него можно ответить и так, и так. Опять-таки, что мы вкладываем в слово «предопределена»? Конечно, решения принимал Сталин, решения принимало сталинское руководство, Сталин ломал НЭП, на совести сталинского руководства — Голодомор, гибель миллионов людей, связанная именно с определенным решением экономических проблем, с тем, что зерно выкачивали из деревни и переправляли в город, а также на экспорт.
Страшные, чудовищные, с многомиллионными жертвами, но крайности. Но неэффективность режима была связана не с Голодомором. Это Голодомор скорее был следствием неэффективности режима. Голодомор показал неэффективность режима. Сталин в принципе мог не принимать подобные решения о перестройке экономики в этом направлении — административном, военно-промышленном.
И если бы Сталин такие решения не принял, то у нас бы продолжался какое-то время НЭП. Мы бы не расцвели, НЭП работал плохо, НЭП не решал многих проблем, но не было бы тех ужасов, которые были связаны непосредственно со сталинским режимом. Но здесь возникает следующий вопрос. В каком состоянии находилась на рубеже х годов большевистская партия? Ведь Сталин в этот момент не был диктатором. ТРАВИН: Он в этот момент шел к своей диктатуре, он уже прошел несколько этапов, но год еще не наступил, он еще не довел это до конца.
Большевистская партия…. Но это другая тема, которую мы сейчас с вами не будем затрагивать. Но я поясню свою мысль, почему мне кажется, что здесь ответственность растянута на всю большевистскую партию, вплоть до Ленина, который тогда уже скончался.
Большевистская партия вырастала на идее о том, что коммунизм может победить только в результате мировой революции, это основа марксизма. Но в России революция произошла раньше, чем в развитых странах Европы, за счет того, как и писал Ленин, что Россия есть слабое звено в цепи империализма, и так далее. Но то, что в России победила революция, не означало, что мы так можем в одиночку и существовать.
Большевистская партия, конечно, ждала, что либо на нас навалится вся мировая буржуазия, либо там появятся в ходе каких-то процессов возможности для углубления революции — в Германии, еще где-то, и тогда мы их должны поддержать.
С какой стороны ни смотреть на этот вопрос, большевистская партия все время вынуждена была крутиться вокруг мысли о том, что самое главное для нас — это индустриализация в форме милитаризации. Мы должны иметь очень сильную армию, современную вооруженную армию, для того чтобы вести борьбу чуть ли не со всем капиталистическим миром. Вот в этой ситуации как большевики — с такого рода менталитетом, с такого рода представлениями, выношенными еще из царских тюрем, царской каторги и изучения марксизма по листовкам, — как с таким представлением они могли бы пойти на бухаринскую модель сохранения НЭПа, и не пойти на чудовищную варварскую сталинскую милитаризацию и индустриализацию?
Для меня представление о том, что раньше или позже большевики во главе со Сталиным или каким-то другим лидером, если бы вдруг Сталин оказался слабым и проиграл политическую борьбу, для меня представление о том, что рано или поздно они должны были пойти в этом направлении, является очевидным. Я не представляю, как НЭП мог сохраняться 10, 15, 20 лет, и перерастать во что-то такое мягкое, совершенно не свойственное общей большевистской жесткости. При однопартийной системе, при авторитарном или даже тоталитарном руководстве, но с такой полурыночной экономикой, такое могло бы быть?
НЭП решал проблему, которую большевики и ставили в марте года — накормить страну, которую довели до ручки в ходе гражданской войны и продразверстки. Накормить накормили, крестьяне стали работать, получали за это деньги, продавали хлеб, сдавали государству. Страна более-менее накормилась за е годы. Но развитие экономики — это не просто накормить. Если деньги не вкладываются в развитие экономики, в строительство новых предприятий, реконструкцию старых и так далее, то развития не будет, будет стагнация.
Сегодня у нас нет развития, потому что капиталы уходят за границу, бегут из нашей не очень эффективной экономики, а в годы НЭПа проблемы были связаны с другим.
Широкомасштабные инвестиции — это создание акционерных обществ, когда капиталы могут объединяться, когда миллионы людей могут купить понемножку акций на свои заработанные деньги и создать большое предприятие. Это способы для перекачки денег из деревни, где крестьянину уже некуда вкладывать свою прибыль, уже там нет возможности для развития, перекачка денег в город, в промышленность.
Добровольная перекачка, а не так, как это делал Сталин. Так проходила индустриализация в Англии, классическая индустриализация, примерно по этому пути шли и другие западные страны. НЭП, который основывался на том, что мы даем крестьянину свободу, но при этом не должно быть эксплуатации, не должно быть крупной, по сути даже средней частной собственности, никаких акционерных обществ, то есть корпораций западного типа, никакого притока западного капитала — только в форме концессий, а это очень ограниченный приток капитала.
Крестьянин мог богатеть, но дальше не знал, что делать со своими деньгами, ему некуда было бы эти деньги вкладывать. И вот такого рода система, конечно, в таком стагнирующем виде могла бы существовать довольно долго, но это было бы не развитие, и чуть раньше или чуть позже, конечно, большевики с этой системой должны были бы порвать, исходя из их представлений.
Вопрос такой: вот представьте себе, что вы выступаете не в этой аудитории перед взрослыми людьми, а вы выступаете перед детьми, перед школьниками. И вы должны очень просто и очень кратко сформулировать ответ на тот вопрос, который поставлен в название вашего с вами диалога. Вот обанкротилось советское народное хозяйство, обанкротилась советская экономика — она почему обанкротилась, Дмитрий Яковлевич?
ТРАВИН: Она обанкротилась потому, что с самого начала она была ориентирована не на те цели, которых мы с вами все, вне зависимости от наших сегодняшних взглядов, хотим. Если мы с вами хотим жить нормально, покупать хорошие товары, хотим, чтобы мы развивались — такого рода экономика разваливается сразу. Если мы ставим задачу воевать со всем миром, и если сегодня у нас такого рода задача сохраняется, то и сегодня можно было бы в такой экономике существовать.
То есть дело за нами, за нашим выбором. Только нельзя себя обманывать. Надо себе честно сказать: воюем со всем миром, сталинская экономика — и хоть по сей день. Хотим нормально развиваться, хотим, чтобы были полные прилавки, хотим, чтобы мы ездили на автомобилях, хотим путешествовать, хотим строить красивые дома — значит, экономика должна быть не сталинская, а рыночная. Кто первый? Петр Сергеевич Филиппов. Значит, когда я оканчивал институт, мне пришлось составлять массив данных нормативов, трудовых нормативов на один из радиопередатчиков для самолетов.
И вот я прихожу в технологический отдел, и они мне выдают цифры, которые в 24 раза выше реальных. То есть, скажем, аппаратура — и точно такая же аппаратура, только немножко другого цвета, а все нормативы трудовых и материальных затрат в 24 раза больше.
Я спрашиваю: «Зачем вы это делаете? И нормальное поведение в социалистической экономике у любого человека — у директора завода, у бригадира, просто у рабочего — это сделать как можно меньше. То есть не нужно брать большие на себя задания, чтобы потом корячиться и их исполнять. Наоборот, нужно договориться о том, что задание будет маленькое. Поэтому в мире нет ни одного примера эффективной социалистической экономики.
Она противоречит просто интересам людей. Вы согласны? ТРАВИН: Да, Петр Сергеевич привел замечательный пример, и этот пример показывает, что если бы такого рода экономика дальше сохранялась, то она бы становилась все менее и менее эффективной.
В конечном счете, наверное, она бы упрощалась, грубо говоря, вот такой северокорейский пример: миску риса можем произвести — уже хорошо. Там военно-промышленный комплекс выделен в отдельную систему, это отдельный разговор, но общество получает миску риса — хорошо. Вот такого рода упрощение — это, в общем, следствие развития такой экономики. Вы сказали о том, что крестьянин во время НЭПа не мог вкладывать свои деньги.
В году и в м мы все были свидетелями того, как «Сбербанк» России уходил от выплат гражданам СССР, и там, по сведениям, было порядка миллиардов долларов, что-то такое — в рублях, в смысле.
А вот сейчас на счетах граждан Российской Федерации находится около 23 триллионов рублей. Вы не видите связь между этими явлениями и тем, что сегодня граждане Российской Федерации не могут никуда инвестировать свои деньги, и та череда искусственных банковских банкротств, которые сегодня происходят, она напрямую связана с этим механизмом? Честно говоря, между обесценившимися сбережениями начала х годов и сбережениями сегодняшними, года, прямой связи я не вижу.
Связь очень опосредована, но об этом надо полчаса рассказывать, как одно перерастало в другое. А то, что сегодня у нас проблемы с инвестированием, объясняется, как мне представляется, совершенно конкретными практическими моментами в сегодняшней экономике.
Мы кладем деньги в «Сбербанк», я сейчас даже не беру все остальные банки. О чем это говорит? Это говорит нам впрямую «Сбербанк» это не скажет, но по сути он говорит нам следующе : «Ребята, мне деньги некуда девать, — говорит «Сбербанк».
А почему «Сбербанку» деньги некуда девать? Банки куда девают деньги, которые берут от нас? Они их должны в виде кредитов предоставлять какому-то бизнесу, который может заработать что-то реально, реально что-то создать. Из России бизнес бежит, сворачивается. Конечно, очень часто можно слышать высказывания бизнесменов о том, что «нам жутко не хватает денег, вы мне дайте обязательно деньги, мы тут такое импортозамещение развернем, что все будут довольны».
Но когда банк начинает анализировать, может ли он этому заемщику реально дать деньги, часто выясняется, что проект не очень серьезный, в залог бизнес ничего не может дать. Поэтому велика вероятность, что бизнесмен просто эти деньги стащит. И вот оказывается, что если мы за долгие годы, примерно с года у нас экономика в общем находится в стагнации — если мы с года нормально экономику не развиваем, то наши с вами деньги нашему российскому бизнесу не нужны.
И банк нам об этом по сути прямо говорит. Вот это совершенно реальная вещь, связанная с сегодняшним состоянием дел. И если сегодня не заняться реформами в экономике, дальше будет хуже, дальше наши деньги просто будут испаряться в той или иной форме. В какой конкретно — зависит от политики Центрального банка и Правительства, но в той или иной форме будут испаряться. У меня тогда есть вопрос.
Получается ли так, что фактически последние десятилетия существования советской власти, советского режима экономики в принципе не было, и страна существовала за счет нефтедолларов, то есть просто за счет нала, которым закидывались все проблемы?
Конечно, существовали разные отрасли экономики, работающие в потребительской сфере. Если у нас не было широкомасштабного импорта, не то что немецких, но хотя бы китайских или турецких штанов, пиджаков, трусов, носков и так далее, то естественно, мы покупали отечественную продукцию, наша отечественная легкая промышленность худо-бедно работала и производила. Над этим шутил Жванецкий, над этим шутил Райкин, кто только над этим ни шутил, все мы довольно хорошо представляли невысокое качество отечественной легкой промышленности.
Но она работала, производила товары, и в отсутствие других мы их носили. В отсутствие импортного продовольствия мы кушали свое продовольствие, сыр был не очень хороший, колбаса была еще хуже — кушали, естественно.
То есть эта экономика, в общем, реально работала. Но она работала плохо, и когда возникла рыночная экономик, когда возникла реальная конкуренция, эти плохо работающие предприятия либо вынуждены были обанкротиться в прямом смысле слова, либо начинали трансформироваться.
И, скажем, после августовского кризиса года многие наши питерские предприятия, производящие продукты питания, стали прекрасно работать. Как только у нас была девальвация примерно в пять раз в августе, не в августе, за несколько месяцев года, как только мы в Ленинграде, в Петербурге у вас, наверное, в Москве примерно такая же картина была потеряли возможность покупать эстонскую сметану, латвийские сосиски, финские соки и так далее — прилавки наших магазинов наполнились отечественной продукцией.
Несколько худшего, конечно, качества, но вполне приемлемой. То есть наша экономика опять заработала, это был совершенно реальный сектор экономики. Если есть, поднимите руки.
Да, Петр Сергеевич. На эту тему хочу задать вам вопрос. Смотрите, в мире существует порядка 20 стран, в которых суд нормальный, не карманный, в которых законы исполняются, все равны перед законом, прокуратура работает, и человек, вкладывающий деньги в бизнес, знает, что он защищен — защищен законом.
И страна, очень напоминающая нашу страну. И их называют по-разному — капитализм для своих, кронизм или рыночный феодализм, но суть в том, что количество нормальных стран прибавляется очень и очень медленно.
Теперь нормальными странами стали восточноевропейские страны благодаря развалу СССР, так? И непонятно, а есть ли какие-то движущие силы, которые заставят этот самый рыночный феодализм, где только крыша начальника позволяет держать бизнес… Вспомните, был Лужков — был бизнес у Батуриной. Нет Лужкова — нет бизнеса, нет Батуриной и других, которые были в команде Лужкова. Это характеристика нашей страны. То же самое, кстати говоря, происходит и в Армении, и в Азербайджане, и в Туркменистане.
Так вот, что может подвигнуть нас к тому, чтоб мы стали нормальной страной? Ну, во-первых, когда вы, Петр Сергеевич, сказали, есть 20 стран нормальных, остальные ненормальные, я сразу вспомнил, не догадаетесь что — я вспомнил не экономический трактат, а роман Льва Николаевича Толстого «Анна Каренина», который начинается с фразы «Все счастливые семьи счастливы одинаково, все несчастливые несчастливы по-своему».
Вот эти несчастливых стран, они совсем не одинаковы, они несчастливы по-своему, и в безобразной стране под названием Китай, где произвол страшный творится, экономический рост сейчас…. Китай — жуткая страна: авторитарный режим, неравенство, много чего нехорошего есть.
Есть большая разница между безобразным Китаем и безобразной Россией. И об этом можно очень долго говорить. Но суть сводится к следующему: между нашими проблемами, когда мы уже просто страну до ручки довели, и счастливыми 20 странами, которые богаты, процветают и так далее, есть много переходных форм.
И наша задача состоит не в том, чтобы сразу стать Великобританией, даже Эстонией. Если мы движемся по этим переходным формам, уже хорошо. Ну, скажем, есть разные виды коррупции. Вот если есть коррупция, при которой чиновники берут и ни за что не отвечают, то в этой стране ничего и не будет. А если чиновники берут, бизнес четко знает, кто берет, сколько берет, и что он отвечает за принятие решений, которые он принимает за эти деньги — то эта экономика может уже развиваться.
Я понимаю, что говорю страшную вещь, внутренний протест просто так и рвется — это безобразие, как можно ориентироваться на то, что чиновник будет брать взятки, богатеть, но отвечать за взятые деньги? Но тем не менее реально во многих странах экономический рост сочетается с такой безобразной коррупцией. А если чиновник просто ворует и говорит: «Извините, вот я уже теперь ни за что не отвечаю», — тогда нет вообще никакого развития. Вот как можно двигаться от одного этапа к другому?
Чисто экономических механизмов здесь нет. Здесь есть самые разные сложные механизмы. Иногда бывает, вдруг появляется просвещенный автократ, допустим.
Кстати, тот же Китай, при всех минусах недемократичности Китая, при всех тех ужасах, как они подавляли на площади Тяньаньмэнь действия, и так далее, за экономику китайское руководство отвечает и развивает ее. Был авторитарный лидер в Сингапуре, Ли Куан Ю, который развивал свою страну и вывел ее в число развитых. Иногда развитие бывает такое. А иногда происходит совершенно по-другому: вдруг поднимаются народные массы, как было, скажем, в Южной Корее в начале х годов, и автократическую систему, которая позволяла экономике развиваться, но до определенной границы, эти народные массы трансформируют в более демократическую систему.
Иногда бывают какие-то другие формы трансформации. Этих форм очень много. И что у нас конкретно получится, сказать невозможно. Но то, что есть механизмы, меняющие неэффективные страны на эффективные — это я вам точно скажу. Какое-то время мне казалось, что эти страны всегда были счастливыми. И некоторые мои коллеги и сейчас так говорят: «Немцы всегда умели работать, у них всегда был порядок, у них всегда был рынок».
Я начал это изучать, я начал в этом копаться где-то в начале нулевых годов. Да ничего подобного, все эти страны проходили через те же самые проблемы, через которые мы проходили вот сейчас, в е и нулевые годы. Им приходилось принимать очень трудные решения, осуществлять очень трудные реформы, и в каждой стране по-разному складывались механизмы, которые двигали эти реформы.
Франция — от революции к революции, четыре страшных революции за лет, с Великой французской до Парижской коммуны. Германия — почти нет революций, четкий порядок, автократические режимы, через автократию тоже двигались вперед. Если я начну перечислять другие страны, можно просто не остановиться никогда, но все двигались вперед тем или иным способом. Поэтому я точно знаю, что нормальное развитие будет и у нас. Но в какой конкретно форме это произойдет — это к гадалке, я предсказывать не берусь.
СВАНИДЗЕ: Может быть, разница состоит в том, что ни одна из этих стран не проходила через 70 лет советской власти, с отменой частной собственности, с отменой трудовой этики, с отменой самого такого фактора, как эффективность труда и вознаграждение за труд?
Хотя и пруссаки, и австрийцы его довольно поздно отменили, но, тем не менее, в России оно сохранялось до года. То есть в нашей истории было много негативных моментов, и это, как мне представляется, объясняет то, что в нашей догоняющей модернизации мы отстали больше, чем другие страны. Хотя, если сравнивать с Северной Кореей, то не так уж сильно. Да, каждая страна несчастливая несчастлива по-своему. И мы отстали намного больше. Но были очень серьезные проблемы и в этих странах.
Скажем, когда сегодня мы вдруг начинаем рассуждать, много есть научных трудов на этот счет, о том, что у России совершенно особый путь, Россия развивается особым путем, мы не Запад, мы другая страна, мы какая-то особая цивилизация — то я сразу начинаю вспоминать, как особый путь искали немцы. Теория Sonderweg в Германии имеет гораздо более глубокие корни, чем у нас в России. Некоторые русские мыслители, допустим, Николай Яковлевич Данилевский, просто списывали некоторые пассажи у немецких философов относительно особого пути, что в одной из своих работ обнаружил Владимир Сергеевич Соловьев, наш замечательный мыслитель.
И тем не мене, несмотря на то, что немцы долго были убеждены, что они идут особым путем, и «никогда немец не построит демократию», как писал Томас Манн, нобелевский лауреат и великий гуманист. Тем не менее, оказалось, что сегодня немецкая рыночная экономика — одна из самых лучших, Германия — одна из самых благоустроенных стран в Европе, германская демократия может показать пример демократии французской, бельгийской, венгерской, польской я беру просто все страны, которые вокруг Германии находятся.
То есть бывают самые резкие и самые серьезные повороты, несмотря на трудности предыдущего пути. Так что будущее и у нашей страны будет нормальное, но это не значит, что нас ждет легкий путь, нам еще придется очень много делать. Хорошо, что она есть. Это как рост Людоедки Эллочки, который льстил мужчинам, как известно. Прошу вас. Я не понял, почему в банкротстве сомневались даже, получается.
Было банкротство, причины, сроки. И судя, Николай Карлович говорил, и он тоже спрашивает — получается, говорит, что не было вроде банкротства особо. Вот вы тогда в связи с этим будете где-то самостоятельно студентам — школьникам ладно, ничего не поймут, — а студентам вы можете какую-то тему своей лекции, курс прочитать о банкротстве советской?
Или вы вообще такое не признаете? Ну, бывает, будет у них раньше, у нас позже, что-то будет. Вы можете где-то заявить, этот курс лекций прочитать? Чуть-чуть поправлю, все-таки я с самого начала сказал, что советская экономика была банкротом просто с самого начала.
Сталинская экономика вообще не могла бы существовать, если бы ее не подпитывали из внешних источников. Этим источником были деньги крестьян, которых разоряли, а потом этими внешними источниками стали нефтедоллары. Так что банкротом она была с самого начала. Но мы сказали в ходе нашей сегодняшней беседы, что если у государства есть возможность бесконечно кормить банкрота за счет каких-то дополнительных источников, то этот банкрот может очень долго влачить свое жалкое существование.
То есть мой тезис состоял в том, что советская экономика в убогом состоянии могла бы существовать и после года — не приведи господь, я бы этого очень не хотел. Я очень рад, что ее объявили банкротом и реформировали. И в этом смысле, я еще раз подчеркиваю, я считаю, что банкротство советской экономики наступило, и это очень хорошо.
А относительно курсов — я читаю у себя в Петербурге много курсов, практически все они открытые курсы, у меня в Европейском университете точно так же собирается аудитория людей от 17 до 70 лет.
Курс, который я буду читать с февраля, судя по всему, будет посвящен летию гайдаровской реформы, и для того чтобы об этом рассказать, я в первых лекциях, конечно, буду говорить о банкротстве советской экономики, иначе непонятно, почему нужны были гайдаровские реформы.
Но в целом у меня пять-шесть различных курсов, которые я постоянно читаю и совершенствую. Приезжайте в Петербург, буду рад вас видеть на своих лекциях. Если кто-то хочет получать информацию, оставьте мне электронный адрес — включу в рассылку. На самом деле очень многое хочется спросить. Прежде всего, вы, мне кажется, довольно мало внимания уделили внешним факторам, которые могли повлиять на банкротство советской экономики.
Но среди самых популярных, которые фигурируют и сейчас, и в последние 20 лет в медиа-пространстве — это падение нефтяных цен, это гонка вооружений, еще такого рода факторы. Но спросить на самом деле мне хотелось вас о другом. Как вы оцениваете роль неформального сектора советской экономики?
Причем я бы имел в виду не только некие островки черного рынка или просто нелегальной экономики, но и неформальные практики, существовавшие именно в советской экономике.
Как вы оцениваете ее роль как на ускорение коллапса системы, так и на, может быть, поддержание ее некоей жизнеспособности? Внешним факторам я не уделял внимания, потому что пока не задавали вопрос, вы его задали — могу уделить. В общем, о роли падения нефтяных цен в деградации советской экономики прекрасно написал Егор Гайдар в книге «Гибель империи».
К тому, что написал Гайдар, в общем, добавить особо нечего, это, бесспорно, важнейший фактор. То, что американцы, которые с нами находились в состоянии гонки вооружений, тоже подхлестнули, развили наши проблемы — мы должны были гнаться за гораздо более экономически развитой страной, и перенапряглись в области ВПК — это тоже верно, тоже об этом написаны различные исследования. Так что здесь, в общем, добавить нечего, это совершенно правильно все сказано.
Я по сути добавил к этому один важный момент, о котором мало пишут, а я этим занимаюсь, прежде всего в последние годы — это момент поколенческий.
О том, как меняются режимы в связи с появлением людей с новыми идеями, и как эти новые идеи работают. В науке, так уж получилось, это несколько недоисследованный момент, хотя я не хочу сказать, что он самый главный — просто недоисследованный, этим тоже надо заниматься. А относительно вашего вопроса непосредственно я бы сказал так, что действительно неформальные практики долгое время позволяли системе худо-бедно выживать, но они же и способствовали ее гибели.
Что такое неформальные практики в советское время? Но лучше поздно, чем рано, поскольку важно выглядеть в глазах людей своего круга порядочным человеком. Недаром круг этот в какой-то момент сильно удивляется «внезапным переменам», случившимся с человеком, которого считали порядочным. Третий тип — конформизм «малых дел». Его приверженцы полагают, что из безупречной моральной позиции каши не сваришь, зато конформизм помогает совершить целый ряд важных «малых дел»: спасти чьи-то жизни или сохранить внутри кровавого мира какие-то ниши, где возможно нормальное существование.
В этих нишах могут сформироваться молодые люди, которые потом изменят мир. Четвертый тип мало распространенный — конформизм «больших дел». Он похож на предыдущий тип, но конформисты «больших дел» стремятся не ниши сохранять, а прорываться к власти ради того, чтобы затем делать реформы и перестройки.
Пятый тип — конформизм с «фигой в кармане». Его приверженцы произносят все положенные ритуальные фразы, но на «эзоповом языке» говорят то, что хочет слышать истосковавшееся по правде население. Шестой тип — конформизм вынужденный. Миллионы обывателей обычно вообще не задумываются о конформизме и живут простой естественной жизнью.
Но когда власть начинает на них давить, они, не философствуя и не страдая от угрызений совести, с легкостью начинают делать то, что от них требуют. Наконец, седьмой тип — это конформизм выживания. На него наш человек соглашается, когда уже полностью приперт к стенке.
Многие удивляются, почему «под раздачу» попал Френсис Фукуяма, которому нынче запрещено въезжать в Россию. Причем здесь знаменитый «Конец истории»? Удивления связаны с тем, что Фукуяму у нас критикуют, даже не читая. Точнее, не читая ничего, кроме эпатажного названия его книги. Но давайте-ка прочтем самую суть, где говорится о нынешних автократах: «Все они вынуждены были признать принципы демократии и народного суверенитета и утверждать, что их страны — по разным причинам — к демократии пока не готовы: то ли из-за угрозы со стороны коммунизма и терроризма, то ли из-за экономических неурядиц, оставленных в наследство прежним демократическим режимом».
Не правда ли, узнаваемо? Никто нынче не говорит с гордостью, что он, мол, фашист и даст народу лучшую систему правления, чем демократическая. Со времен Гитлера и Муссолини, как показывает Фукуяма, подобные автократы перевелись. Демократия, как идея, победила в этом суть эпатажного названия «Конец истории» , но она не победила, естественно, в реальной политике. Теперь автократ ради укрепления режима скажет, что он борется с фашизмом в интересах демократии, что он больший европеец, чем все «старые» европейцы, вместе взятые, и что он выступает за традиционные либеральные ценности против культуры отмены или отмены культуры.
В той истории, которая «кончилась», боролись друг с другом большие идеологии. Боролись откровенно. Старались объяснить народу свою суть и получить массовую поддержку.
Но сегодня формально провозглашенные цели звучат иначе. К красивым словам правителей ни один демократ не придерется.
Вот так теперь действует автократия. Можно называть это не концом истории, а новым ее этапом, но суть от изменения слов не меняется. Фукуяма еще в конце х гг. Ну как такого «неправильного философа» можно пускать в Россию? Массовое апатичная поддержка принципа «своих не бросаем» — это не признак русской культуры.
Это признак отсутствия культуры. Следствие той системы образования, при которой «проходят историю и литературу», а не изучают и, тем более, не переживают с душевными муками. Проще говоря, это признак нормального традиционного общества, в котором люди подчиняются обычаям и указаниям начальства, не стремясь самостоятельно разбираться в происходящем.
Традиционное общество делится на «мы» и «они». А кто конкретно будет признан за «мы» и «они», зависит от промывания мозгов. Культура начинается с того момента, когда мозги включаются в самостоятельную работу. Формирование культуры зависит от «властителей дум», но они уже не могут промыть мозги: они должны убедить, привести аргументы хоть примитивные. Последствия этого «окультуривания» никогда не бывают простыми. Культура может привести к осознанной вовсе не апатичной, как сейчас поддержке принципа «бей чужих, поскольку своих мы не бросаем», а может привести к толерантности и стремлению понять каждого «чужого» так, чтобы найти в нем «своего».
В традиционном обществе существует коллективная ответственность каждого из тех, кто «они», за действия любого из «них». Культура эту коллективную ответственность размывает.
Культура пытается понять мотивацию конкретного человека, хотя часто понимает ее неправильно: наказывает невиновных и награждает непричастных. В русской культуре были и однозначная поддержка Достоевским войны на Балканах и временное увлечение Блока революцией. Но из немецкой культуры никак не выкинуть убежденность Томаса Манна эпохи Первой мировой в том, что демократия не для немцев. А французская культура всегда будет «отвечать» за Гюго, пробудившего в европейцах сочувствие к отверженным, что, в свою очередь, стимулировало многих культурных людей предпринять катастрофическую попытку построить новый мир, в котором отверженных не будет.
Да-да, именно культурных людей, поскольку обитателям традиционного общества на отверженных плевать.
Они сами запросто отвергнут любого, кто не похож на них. Культура — опасная вещь. Человек мыслящий и ищущий смыслов такое может натворить… Но без культуры невозможно преодолеть мир апатичного одобрямса. Владимир Мау, который был сегодня отправлен судом под домашний арест, вообще-то не только высокопоставленный чиновник от науки и образования, не только ректор Российской академии народного хозяйства и госслужбы РАНХиГС , но еще и хороший ученый. Он специализировался много лет на экономической истории, а это как раз то, чем я профессионально занимаюсь.
Поэтому могу судить. Тот, кто уже посмотрел мою книгу «Как государство богатеет», видел, что я вообще-то лишь немногих отечественных авторов включил в число классиков, труды которых следует знать. Пересчитать можно по пальцам одной руки. Но Владимира Мау включил, поскольку его книга «Революция: Механизмы, предпосылки и последствия радикальных общественных трансформаций» дает нам один из самых интересных вариантов анализа этого явления.
Особенность подхода, предлагаемого Мау, состоит в том, что он, как экономический историк, рассматривает влияние хозяйственных процессов на кризис государства и на связанную с этим революцию.
Подобный вариант анализа от экономики к политике встречается нечасто, поэтому даже на фоне классических работ зарубежных авторов Теды Скочпол, Джека Голдстоуна, Мартина Малиа и др. Правда, переиздаваться теперь уже, скорее всего, не будет. Издатели побоятся: как бы чего не вышло! Так что со вчерашнего дня «Революция» Владимира Мау становится библиографической редкостью. Подробнее я описывать здесь эти две книги не буду, поскольку в «Как государство богатеет» написал об исследованиях Владимира Мау всё, что хотел.
Добавить надо бы лишь пару слов о том, что определяется сегодняшними печальными российскими событиями. Очень хочется, чтобы эта ужасная история с арестом, не закончилась так, как заканчиваются в современной России почти все подобные истории.
Я лично с Владимиром Александровичем знаком очень поверхностно. Виделись раз пять. Не больше. И даже интервью, которое я хотел у него как-то раз взять для одной из моих книг, сделать не удалось. Но очень хочется надеяться, что удастся. В комментариях к моим размышлениям о научных исследованиях арестованного вчера Владимира Мау мне написали, что системные либералы сислибы строили тюрьму вместе с надзирателями, а не пытались помешать этому процессу, как делала реальная оппозиция.
Мне представляется, что правильнее было бы другое сравнение. Сислибы пытались сделать так, чтобы тюрьма была для нас чем-то вроде домашнего ареста. И долгое время им это удавалось. Но сейчас, когда они потерпели поражение, ситуация резко меняется. И это еще не худший вариант. Ведь для некоторых тюрьма превращается в карцер, где условия уже сильно отличаются от домашнего ареста.
Реальность такова, что проигравшим ныне сислибам долгое время все же удавалось худо-бедно добиваться того, к чему они стремились. А вот реальной оппозиции не удалось, увы, ничего. Констатация этого факта, конечно, нисколько не обесценивает ее деятельности: того морального значения, которое она имела. Но игнорировать сегодня факт поражения оппозиции может лишь тот, кто с фактами не считается и живет в вымышленном мире, полагая что вот чуть-чуть и «холодильник» победит «телевизор», а, может, западные санкции подорвут позиции авторитарного режима.
Полагаю, что мы с каждым годом будем все больше осознавать значение того, что сислибы делали. Когда у нас рухнет финансовая система, мы вспомним про тех сислибов, которые полагали, что даже в «тюремном государстве» желательно платить зарплату учителям и врачам, а также пенсии пожилым людям.
Возможно, нам еще через многие трудности придется пройти. А в это время «реальная оппозиция» из эмиграции будет говорить, что пусть, мол, учителя, врачи и пенсионеры бегут из России, в которой нет настоящей демократии.
После того, как вышла книга "Почему Россия отстала? И еще, чтобы понять, почему вполне может догнать. Когда спросил об этом журнал "Горький", я взялся, наконец, за текст и написал статью с рекомендациями. Нельзя сказать, конечно, что о России сложилось больше мифов, чем о разных других странах. Но это наша страна, а потому мифы переживаются тяжелее и обсуждаются интенсивнее, порой доводя спорщиков до острых конфликтов, болезненных разрывов и обескураживающих….
На днях меня разоблачили. Помните, писал тут про сислибов? Так вот, бдительный товарищ указал мне, что сам я сислиб. И теперь уже не отвертеться.
